Рефери остановил бой, отвёл Ивана в его угол, где подбежавший рысцой врач попытался оказать боксёру первую помощь. Процедура длилась минуты три, после чего эскулап отрицательно покачал головой – рассечение оказалось слишком серьёзным, соперник не мог продолжить поединок.
Рефери тут же поинтересовался мнением боковых судей, согласны ли они с тем, что травма была нанесена неумышленно. Те дали положительный ответ, и дальше началось самое интересное – подсчёт набранных соперниками очков. Не знаю, как сейчас, но по правилам бокса будущего я помнил, что если кто-то из бойцов в результате травмы не может продолжать поединок, а бой продлился больше половины, то победителя определяют по набранным очкам. Так это или не так, но в данный момент ринг-анонсер обходил ринг, наклоняясь к каждому из трёх боковых судей и записывая в отдельную бумажку количество набранных боксёрами баллов. Всё это время мы стояли в центре ринга – Ивану успели залепить рассечение пластырем – а рефери держал нас за руки. И вот, наконец ведущий взял в руки микрофон:
– Ввиду травмы один из боксёров не может продолжить поединок. Но так как травма была нанесена неумышленно, то победитель определён по количеству набранных очков.
В общем, я выиграл с перевесом всего в два балла. Надо было, наверное, вскинуть руки и счастливым самцом орангутанга скакать по рингу, но я почему-то совершенно не испытывал особой радости. Словно сделал свою работу, да и соперника было немного жалко.
– Извини, так получилось, – негромко сказал я ему, когда мы жали друг другу забинтованные руки. – Ты классно дрался, не бросай бокс, тебя ждёт большое будущее.
Тот посмотрел на меня слегка удивлённо, но ничего не сказал, лишь кивнул и направился в свой угол.
Когда я спустился из ринга, сразу попал в объятия одноклубников. Те едва меня качать не принялись под крики: «Молодец!»
– Ну вот, I юношеский заработал, – довольно топорщил усы Храбсков. – На городских-то будешь выступать? Или, пожалуй, можешь пропустить, на первенство РСФСР в Куйбышеве ты уже и так отобрался.
Наверное, и он тоже с успехов своих воспитанников получает какие-то преференции. Ну и пусть получает, тренер он очень даже неплохой, а зарплата у него, кажется, порядка 100 рублей – смех, да и только.
Поздравили меня бывшие одноклассники и нынешние одногруппники. Но особенно приятно было, когда подошла Верочка и, скромно улыбаясь, сказала:
– Максим, ты, оказывается, у нас не только книги пишешь и гимны сочиняешь, но ещё и талантливый боксёр. Настоящий вундеркинд!
– Ой, Вера Васильевна, скажете тоже…
– Правда-правда, не спорь. А бой получился очень зрелищным. Хоть я в боксе почти ничего не понимаю, но он даже меня захватил. Я так переживала, когда твой соперник попал тебе по лицу.
Она кончиками пальцев коснулась моей левой скулы, где, кажется, наливался синяк, и я даже прикрыл от охватившего меня наслаждения глаза. Впрочем, спустя несколько секунд она отняла пальцы от моего лица, я снова открыл глаза, и в этот миг наши взгляды, что называется, встретились. То есть встречались они и чуть раньше, но в этот раз было как-то по-особенному. Такое чувство, что от зрачков к зрачкам пробежала невидимая искорка, и я не без труда проглотил застрявший в горле ком.
– Уверен, что ты сможешь защитить свою девушку от хулиганов, – нарушила короткую паузу Верочка. – Ну ладно, я побежала, мне ещё над вашими домашними заданиями сидеть.
– Что за девица? – спросил Храбсков, когда учительница скрылась в проходе.
– Моя учительница русского и литературы в училище.
– Хорошенькая…
Да уж, и этот туда же! Хотя на его месте я бы тоже как минимум облизнулся. Тем более что тренер – мужчина в самом соку, наверняка ведёт активную, как принято говорить, половую жизнь. Что ж ему не запасть на такую красотку? Но тут во мне взыграла настоящая ревность, и я из вредности выдал:
– Она замужем, а муж у неё служит в КГБ.
Понятно, Анатольич после такого заявления немного скис. А нечего на чужих девушек заглядываться! Ну да, я собственник, считал Верочку уже своей девушкой, хотя между нами пока ничего не было, да и вряд ли могло что-то быть между 15-летним подростком и 24-летней молодой женщиной. Однако я ничего не мог с собой поделать, особенно после её последних слов в мой адрес. Приятно, чёрт возьми, такое слышать!
– Ой, это что, синяк?!
Дома мама, мимоходом поздравив меня с победой (какой ты у меня, сыночка, молодец), тут же принялась ставить примочку из бодяги на скулу, где расплылся небольшой кровоподтёк, хотя я и сказал, что уже, наверное, лечить синяк поздно. А я только сейчас отошёл от поединка, почувствовав, как сильно устал. Предложив оставить примочки на потом, направился в ванную, где под тёплыми струями стоял минут десять. Закончив с водными процедурами, плюхнулся в кресло перед телевизором. А мама продолжила хлопотать, всё-таки прикрепила к скуле пластырем пропитанную каким-то вонючим раствором ватку и помчалась на кухню, разогревать ужин. В этот момент под бормотание ведущего «Международной панорамы» Александра Бовина я и отрубился.
Глава 7
Нет, голосок у Лады всё-таки довольно миленький и нежный, как и она сама – тростиночка на ветру. Вот сейчас пела под наш аккомпанемент песню «Проводница», и я буквально представил на нашей сцене молоденькую Людмилу Сенчину. А уж как я уговаривал Ладу спеть сольно! Это была целая эпопея. Девчонка упёрлась – и ни в какую. Мол, в хоре петь согласна, не так страшно, а одной стоять на сцене перед целым залом… Да я же в обморок со страху упаду!
Но недаром говорится, что вода камень точит. По идее, я мог бы и сам сдаться, найти более сговорчивую кандидатуру, но почему-то мне приспичило заставить исполнить эту вещь именно Ладу. Что любопытно, в прежней жизни песню «Проводница» я слышал от силы раза два-три, но, когда на сдаче гимна общался с Бузовым, из памяти вдруг волшебным образом выскочили и мелодия, и текст. Вернее, почему-то только первые два куплета и припев. Я уж подумал, не помощь ли это от «ловца»? В любом случае, ещё два куплета мне пришлось сочинять самому, угробив на это пару часов того времени, которое я мог потратить на книгу. Но я должен был это сделать, чтобы начать репетировать песню как можно раньше. И вот теперь лада с микрофоном в руках стояла на авансцене и выводила своим голоском припев:
Да, я зарекался брать чужие песни, но гимн и «Проводницу» пришлось использовать как способ достижения поставленной перед собой цели. К тому же не такие уж это и хиты, чтобы вокруг них устраивать половецкие пляски. Хочется продвигать своё творчество, пусть даже половина песен как минимум в это время той же цензурой будет воспринята неоднозначно. Можно, конечно, что-то почистить в текстах, но этим мы займёмся позже, когда всё устаканится и под ногами появится твёрдый фундамент. Пока же мы стояли на болотистой почве, которая в любой момент могла дать слабину и затянуть нас в трясину. И, в конце концов, что мешает песням без официального разрешения пойти в народ? Сколько их таких, полуподпольных исполнителей и групп, чьё творчество множится на катушечных магнитофонах… И чем я хуже их? Понятно, что органы могу меня и моих музыкантов вычислить и такое устроить, что мало не покажется, уж из училища исключат однозначно. Но, как говорится, кто не рискует – тот не пьёт шампанского. Да и влететь может, в общем-то, за распространение записей, а мы этим пока заниматься не планируем. Как и писать в текстах крамолу, очерняющую советский строй и его отдельных представителей.